Зигмунд Фрейд обращается к феномену страха в своих работах на протяжении всей жизни, так как считает эту тему одной из самых важных, способных «пролить свет на всю психическую жизнь человека». Принято считать, что великий психоаналитик в своих исследованиях постепенно перешел от разработанной им самим «первой теории» к, так называемой, «второй теории страха». На самом деле, психоаналитическое понятие страха, за многие годы, просто подверглось интенсивному развитию. В клиническом опыте накапливалось множество новых знаний о страхе, что потребовало пересмотра теоретических взглядов на проблему. В результате, произошел переход от «феноменологической» (первой) к «метапсихологической» (второй) теории страха, то есть трансформация из сугубо описательного к комплексному динамико-экономическому дискурсу по теме.
Фрейд и страх: этапы изучения феномена
Первой попыткой изучения страха как отдельного феномена стало отделение Фрейдом «невроза страха» от неврастении как новой нозологической единицы. Это произошло в 1895 году, еще до появления термина «психоанализ». В те же годы ученый описывает это психическое переживание как исключительно страх перед влечением, возникающим от переизбытка бессознательной либидинозной энергии, подчеркивая сексуальный источник аффекта страха.
Позже, во «Введении в психоанализ» (1915/16), Фрейд уже подразделяет страх на реальный и невротический, а в работе «Вытеснение» (1915) уделяет большое внимание невротическому связыванию аффекта страха, рассматривая фобии как один из способов частичного решения проблемы.
Только в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) Фрейд разделяет три разных понятия — страх (тревога), боязнь и испуг, указывая на их различную природу, и особо подчеркивая, что лишь боязнь может быть связана с определенным объектом. Тем самым ученый преподносит страх как особенный аффект, у которого нет связи с (объектными) представлениями. Это позволило объяснить невозможность состояния постоянного переживания страха субъектом и уже известную необходимость его связывания с объектами в виде фобии.
Страх, или тревога, это особенный аффект, который не может быть связан с объектом и переживаться субъектом постоянно.
о страхе как аффекте
Наконец, предлагая в статье «Я и Оно» (1923) динамическую модель психики, Фрейд пытается приложить свою теорию страха ко «второй топике». Сегодня мне хотелось бы ознакомить вас с авторским анализом рассуждений З. Фрейда о феномене страха и зависимостях «Я» от этого аффекта, которые представлены в его работе «Я и Оно» (рекомендуется к прочтению).
Страх угроз внешнего мира и своих влечений
В рассуждениях о зависимостях «Я» Фрейд смотрит на эту психическую инстанцию как на «несчастное существо», как на некий «подлинный очаг боязни», который постоянно испытывает страх «от угроз со стороны трех опасностей». Во-первых, «Я» испытывает страх перед угрозами внешнего мира. Во-вторых, не найдя компромисса между «принципом удовольствия» и «принципом реальности», инстанция «Я» попадает под гнет страха влечений «Оно» и вынуждена использовать «рефлекс бегства» от них в виде «защитных загрузок», таких как выработка механизма фобии или образование невротических симптомов.
Фобии и невротические симптомы это своеобразные формы защитного «бегства» субъекта от страха собственных влечений.
о фобиях и невротических симптомах
Образование фобий
В случае включения фобического механизма, аффект страха связывается, в предсознательном или сознательном, с каким-нибудь замещающим представлением или конгломератом представлений, в результате чего субъект начинает бояться определенных объектов (площадей, собак, поездов и т.п.).
Убежав от страха, субъект избавляется от тревожащей его неизвестности переживания и полностью осознает, чего он боится. Тем не менее, этот фобический путь связывания аффекта Фрейд называет «окончательно неудавшимся», так как он приводит лишь к уменьшению аффекта и его качественному изменению (возникновению боязни).
Появление невротических симптомов
Вместо образования фобии, «бегство» инстанции «Я» от страха влечений может пойти и путем связывания либидо «Оно» с последующим запусканием механизмов «смещения» или «сгущения» энергии, которые приводят к появлению невротических симптомов (истерических и навязчивых состояний). Вследствие появления симптомов или их «возвращения», в случае навязчивых состояний, этот путь избавления от внутренней тревоги Фрейд видит тоже, как «совершенно неудавшийся». Еще одним способом спасения от страха влечений «Оно» является возможность для «Я» стать «представителем Эроса», то есть выставить себя в качестве объекта либидо, обеспечив его нарциссическое связывание.
Первичные и вторичные объекты страха
Примечательно то, что все выделенные Фрейдом «защитные загрузки», применяемые во спасение от тревожного либидо «Оно», так или иначе, направляются на вторичные объекты влечения, так называемые объекты-заместители, будь то внутренние или внешние.
Как было уже упомянуто выше, страх как аффект первоначален по своей природе и не связан с объектными представлениями, то есть сначала возникает страх, а потом появляется вторичный объект, служащий для отвода либидо тревоги и последующей разрядки.
Однако, анализ рассуждений Фрейда о страхе «Я», исходящим из «Оно», был бы неполным без касательства первичных объектов. И здесь весьма полезно кратко обратиться к некоторым положениям теории страха Жака Лакана и его утверждению, что «страх не без объекта».
Лакан на своем десятом семинаре «Тревога» подчеркивал значимость для развития страха именно первичных утраченных объектов, названных им «объектами а» — тех «объектов желания» — значимых Других, во взаимодействии с которыми начинается первичная идентификация субъекта, и потеря которых приводит к появлению чувства «нехватки», стимулирующего к возникновению новых желаний и поиску вторичных объектов вожделения и любви.
Страх, по мнению Лакана, возникает там, где не хватает упомянутой «нехватки», где «объект а» становится слишком близко, где ощущается «отсутствие нехватки в Другом», где первичный объект подобрался слишком близко. Учение Фрейда показало, что психосексуальное развитие сопряжено со множеством фиксаций, происходящих на разных фазах, которые, в свою очередь, предопределены ранними влечениями, часто являющимися травмирующими для психики и подвергающимися вытеснению в бессознательные недра «Оно».
Ранние детские влечения являются настолько тревожными и травмирующими для психики субъекта, что подвергаются вытеснению.
о травматичности страха
Таким образом, можно предположить, что страх инстанции «Я», исходящий из «Оно» вполне возможен вследствие влияния, ассоциативно связанных с вытесненными травмирующими представлениями и опасно приблизившихся к субъекту, лакановских «объектов а». Тем не менее, рассуждать о том, какой именно утраченный в детстве лакановский «мифический объект» вызывает со стороны «Оно» тревогу в «Я» сложно.
Страх совести и осознанного чувства вины
Однако, у «Я» остается еще и «самая интересная» тревожная зависимость — от инстанции, отличающейся настоящей «суровостью». Итак, если продолжить начатый выше список, в-третьих, наше «Я» вынуждено постоянно спасаться от тревоги, возникающей со стороны «Сверх-Я». По словам Фрейда, «Я» испытывает невероятные страдания «от агрессии "Сверх-Я"» и может от этого даже погибнуть. Обладая «особым положением» в психике, будучи «наследником Эдипова комплекса», «Сверх-Я» является для «Я» источником невыносимого «страха совести», или, «осознанного чувства вины».
Страх совести и осознанного чувства вины являются самыми суровыми и невыносимыми для инстанции «Я» субъекта.
о грузе страха совести
Ужас в том, что этот страх и не может не возникать, так как между «Я» и «Идеалом-Я» существует постоянное напряжение. Ведь инстанция «Сверх-Я» возникла когда-то путем «идентификации с образом отца», который предстал «Идеалом-Я» и угрожал кастрацией, ставшей «ядром <…> страха совести». Фрейд так и говорит, что кастрация фаллической фазы сексуального развития продолжает дальше свою жизнь «как страх совести».
Страх совести есть ни что иное, как эдипальная угроза кастрации, продолжающаяся всю жизнь.
о значении страха совести
Таким образом, перейдя опять на лакановский язык, можно сказать, что тревога в отношении «Сверх-Я» снова возникает в результате «нехватки нехватки» некогда утраченных первичных объектов. Это страх субъекта перед навязчивым приближением «объектов а», перед теми значимыми Другими, которые и послужили основой становления его «Идеала-Я». В случае тревоги, исходящей из «Сверх-Я», можно предположить, что утраченные первичные объекты имеют непосредственную связь с голосовыми влечениями, что, пусть и метафорично, но весьма логично, сопоставляется с голосами родителей, служащими основой становления «Идеала-Я».
Страх смерти и его особенности
В своих рассуждениях о тревоге Фрейд предлагает «отделить страх смерти» от объектного и невротического страха либидо. Причину он видит в отсутствие некоего содержательного «соответствия» в бессознательном этому наполненному негативом «абстрактному понятию». Другими словами, страх смерти никак не представлен в бессознательном, а для психоанализа это большая проблема.
Фрейд представляет свой механизм страха смерти и утверждает, что он возникает в моменты значительного избавлении «Я» от «нарциссической загрузки либидо». То есть смертельная тревога в «Я» появляется только тогда, когда оно «отказывается от самого себя», как будто бы в этот момент «Я» идентифицируется с неким вторичным объектом-заместителем, от которого не зазорно и отказаться в случае страха. Но так ли это?
Фрейд предполагает, что страх смерти развертывается между «Я» и «Сверх-Я» и пытается объяснить этот феномен с помощью невротического страха при меланхолии. Великий психоаналитик считает, что «Я» только тогда «отказывается от самого себя», когда чувствует ненависть и преследование «Сверх-Я», так как видит свою жизнь в том, чтобы «быть любимым» со стороны инстанции совести, как ранее хотелось со стороны отца.
Фрейд говорит, что страх смерти «Я» выполняет «защитную и спасательную функцию», но нельзя не заметить, что в нем определенно просматриваются суицидальные механизмы. Вероятно, к этому подталкивает ощущение полной незащищенности «Я», ведь получается, что даже надежная с детства «охраняющая сила» его покидает и обращается преследованием — остается только умереть. Так что, учитывая эдипальные источники «Сверх-Я», Фрейд истолковывает смертельную тревогу как «переработку страха кастрации».
Страх смерти развертывается между «Я» и совестью субъекта, и может истолковываться как «переработка страха кастрации».
о страхе смерти
Используя снова язык Лакана, мы можем подчеркнуть природу страха смерти — получается, что это тоже страх утраченного «объекта а», возникающий, когда отцовская фигура подобралась слишком близко, когда ощущается устрашающее отсутствие «нехватки» значимого Другого. Таким образом, если оперировать понятийным аппаратом Лакана, можно предположить, что, в случае страха смерти, утраченные первичные объекты так же имеют непосредственную связь с голосовыми влечениями, как и в случае тревоги исходящей от «Сверх-Я» (см. выше).
Взаимосвязь страха смерти и страха рождения
Интересно, что Фрейд в своем рассуждении находит нечто общее между страхом смерти и «великим страхом рождения». Скорее всего ученый представляет феномен рождения лишь «прообразом кастрации», её неким не психическим аналогом, подчеркивая утрату одного объектного состояния и приобретение другого.
Феномен рождения можно рассматривать как психический аналог кастрации. И это то единственное, что связывает страх рождения и страх смерти друг с другом.
о взаимосвязи страха смерти и рождения
Известно, что великий аналитик в этом вопросе не соглашался с Отто Ранком и его «Травмой рождения и ее значением для психоанализа», где постулируется, что любой страх отражает страх рождения. Фрейд считал подход Ранка не психоаналитическим, так как его теория не учитывает сингулярность и подчеркивает причину страха в конкретном событии прошлого.
Для Фрейда же страх – это качество говорящего субъекта, феномен его психической реальности, а в акте рождения — субъекта еще не существует. Именно поэтому для основателя психоанализа теория Ранка не выдерживает никакой критики, так как в ней теряется сингулярность жизни отдельного субъекта, и за конкретикой прошлого отсутствует фантазия.